(2019 год) Крым в период гражданской войны 1917-1920 часть 2 (протоиерей Владислав Шмидт, март 2019)

(доклад, прочитанный на встрече духовенства и интеллигенции города Ялта 6 марта 2019 года в актовом зале воскресной школы святой страстотерпицы великой княжны Ольги Николаевны при ялтинском храме св. Иоанна Златоуста)

МЕЖДУ ДВУМЯ СТУЛЬЯМИ

Краевое правительство Соломона Самуиловича Крыма попало в такую непредвиденную ситуацию, которой врагу не пожелаешь. Правительство, в составе которого, среди прочих, были четыре кадета, эсер и меньшевик, приняло некоторые меры для улучшения положения населения полуострова. Отражая интересы буржуазных классов и, находясь под влиянием Добровольческой армии, это правительство всё же добилось некоторых либеральных перемен: отмены цензуры, возвращения национализированной и конфискованной собственности, открытия Таврического университета, даже предполагало вернуть обывателям деньги, изъятые у них в порядке большевицкой экспроприации. Намереваясь развернуть широкую реформаторскую деятельность, оно погрязло в противостоянии между верхушкой ВСЮР (Деникин) и высадившими десант в Крыму 26 ноября 1918 г. войсками Антанты. Особенного накала эти споры достигли к началу 1919 года, когда деникинцы начали формирование территориального Крымско-Азовского корпуса и объявили мобилизацию. Принуждённое лавировать между двух, казалось бы, союзных сил, эта власть, все же носила марионеточный характер. Доходило до курьезов: когда Главнокомандующий Вооруженными Силами на Юге России генерал А.И. Деникин решил перенести Ставку из Екатеринодара в Севастополь, союзники категорически воспротивились этому, указывая, что «генерал Деникин должен быть при Добровольческой армии, а не в Севастополе, где стоят французские войска, которыми он не командует».

Ухудшение экономической ситуации, которое выразилось в невероятной инфляции, продовольственном дефиците и безработице, вылилось в целый ряд рабочих выступлений в городах и активизацию про - большевицкого партизанского движения. Правительство вновь ввело цензуру, комендантский час и усилило контроль над населением. Большевицкая пропаганда среди солдат и офицеров французских оккупационных войск была столь успешна, что весь их флот из Одессы и Крыма был срочно эвакуирован. Предварительно англо-французы договорились с большевиками о 10-дневном перемирии, в течение которого организованно покинули полуостров к 15 апреля 1919 года.

В апреле 1919 г. союзники ушли из Крыма, который накрыла вторая волна большевизма, продержавшаяся 74 дня: к 1 мая весь полуостров был занят советскими войсками. Возникла Крымская Советская социалистическая республика. 5 мая 1919 года было сформировано Временное рабоче-крестьянское правительство КССР: Д. И. Ульянов (председатель и наркомздрав), П. Е. Дыбенко (нарком военных и морских дел), И. А. Назукин (наркомпрос), И. Ибраимов (наркомюст), С. Идрисов (наркомзем), С. Меметов (наркоминдел) и другие. Исполняющей обязанности наркома пропаганды и агитации была назначена Александра Коллонтай (супруга Павла Дыбенко), она также стала начальником политотдела Крымской армии, созданной в тот же день  из частей 3-й Украинской советской дивизии и местных формирований.

Особенностью крымских условий в этот период было то, что в политической жизни полуострова, кроме большевиков, открыто принимали участие другие левые партии Крыма — эсеры, меньшевики, анархисты.

Несомненно, личные качества главных руководителей новообразованной республики сыграли в деятельности этого правительства немаловажную роль, и тот факт, что её возглавил брат вождя Дмитрий Ульянов, человек слабохарактерный и вялый, подверженный влиянию «зелёного змия», немного смягчило противостояние в Крыму. Но, всё же, некоторые случаи выбивались из общего порядка. В апреле 1919 г., за несколько дней до наступления Пасхи, красноармейцы зверски убили настоятеля храма великомученика Георгия Победоносца в Армянске, протоиерея Владимира Веселицкого. Священника отвели на пустырь, веревками привязали к столбу и стали подвергать мучительным пыткам. После многочасовых истязаний обезображенное тело священника бросили на городской площади и запретили хоронить. Но православные жители Армянска нарушили этот запрет и на следующий день, перед заходом солнца, погрузили останки о. Владимира на телегу, укрыли от посторонних глаз травой и соломой и похоронили на городском кладбище. (отсюда: Протоиерей Николай Доненко. Наследники царства. Симферополь: «Бизнес-Информ», 2004. Кн. 2. С.35; Соколов Д.В. Оскудение верой. Таврическая епархия в годы Гражданской войны (1918 — 1921 гг.) // «Первая Крымская», № 227, 6 июня — 12 июня 2008.).

В мае 1919 года обсуждался вопрос о «массовых неоправданных расстрелах, проведенных органами ЧК в Крыму». Было принято решение вместо органов ЧК образовать в Крыму Особый отдел при Реввоенсовете Крымской Красной армии, а по факту расстрелов, произведенных органами ЧК, провести расследование. Изданная новыми властями Декларация заявляла об образовании территориальной республики с равноправием всех национальностей в ней проживающих, о национализации промышленности и конфискации помещичьих, кулацких, церковных земель. Имущие классы обкладывались денежной контрибуцией. Вне зависимости от состояния здоровья, пола и возраста, объявленных "буржуями" жителей полуострова мобилизовали для рытья траншей и окопов. С целью поддержания "трудовой дисциплины" власти широко применяли телесные наказания: избиение палками и плетьми. (http://ruskline.ru/analitika/2008/06/17/repressii_protiv_krymskoj_intelligencii)

Анализируя вторую попытку установления советской власти в Крыму весной–летом 1919 г., в целом можно заключить, что относительно меньшая репрессивная активность режима большевиков в тот момент была обусловлена отнюдь не гуманностью советской системы, а объективными и субъективными местными факторами.

ДВА ЦВЕТА ВРЕМЕНИ

Успехи большевиков в Крыму продолжались недолго. Наступило лето 1919 года — пик успехов войск Деникина, к концу июня очистивших от большевиков полуостров. К октябрю войска генерала Деникина контролировали огромные территории, население которых составляло десятки миллионов человек. Выполняя так называемую «московскую директиву» Деникина, белогвардейцы дошли до Орла... Казалось, вот-вот и большевистский режим будет сокрушен. Но счастье отвернулось от деникинцев, и начался их стремительный откат обратно на Юг. Армии Юга России, в массе своей состояли уже не из прежних идейных добровольцев, а из казаков и пленных красноармейцев, принудительно поставленных в строй под знамя «Единой и Неделимой России». Под влиянием поражений эти войска утратили свой боевой дух и стремительно разлагались. В марте 1920 г., после кошмарной Новороссийской эвакуации, в результате которой армия лишилась своей материальной части, деникинцы оказались в Крыму. Крым стал последним плацдармом Белого Юга. Дальше отступать было некуда. 12 июня 1919 г. на полуострове высадился белогвардейский десант генерала Слащева, и к концу месяца красные были вынуждены оставить Крым. КССР прекратила свое существование.

22 марта (5 апреля) 1920 года генерал Деникин передал свои полномочия барону Врангелю и навсегда оставил Россию. 4 апреля Врангель прибыл в Севастополь на английском линейном корабле «Император Индии» и вступил в командование. Как военный человек, Петр Николаевич Врангель рассматривал вверенную ему территорию как осажденную крепость, для наведения порядка в которой нужна абсолютная власть. Он совместил в своем лице посты Главнокомандующего и Правителя Юга России. Армия была переименована в Русскую. Новый диктатор обладал всей полнотой власти.

Вот как вспоминал об этом времени епископ Вениамин (Федченков): Оглядываясь теперь, двадцать три года спустя, назад, я должен сказать – непонятно! Это было не только неразумно, а почти безумно. Но люди тогда не рассуждали, а жили порывами сердца. Сердце же требовало борьбы за Русь, буквально «до последней пяди земли». И еще надеялись на какое-то чудо: а вдруг да все повернется в нашу сторону?! Иные же жили в блаженном неведении – у нас еще нет большевиков, а где-то там они далеко. Ну, поживем – увидим. Небось?.. Были и благоразумные. Но история их еще не слушала: не изжит был до конца пафос борьбы. Да и уж очень не хотелось уходить с родной земли. И куда уходить? Сзади – Черное море, за ним – чужая Турция, чужая незнакомая Европа. Итак, попробуем еще раз! А может быть, что и выйдет? Ведь начиналось же «белое движение» с 50 человек, без всякой земли, без денег, без оружия, а расползлось потом почти на всю русскую землю. Да уж очень не хотелось уступать Родину «космополитам-интернационалистам», «евреям» (так было принято думать и говорить про всех комиссаров), социалистам, безбожникам, богоборцам, цареубийцам, чекистам, черни. Ну, пусть и погибнем, а все же – за родную землю, за «единую, великую, неделимую Россию». За нее и смерть красна! И снова вспоминается мне та кучечка безусых юнцов аристократов у костра возле Перекопского вала, которые с грустью и явным уже маловерием спрашивали меня во тьме ночной:

– Батюшка, неужели мы не победим? Ведь мы же за Бога и за Родину!

– Победим, победим, милые! – утешаю их я, и сам не вполне уже веря в нашу победу. Одно было ясно: победим, или не победим, но белую борьбу нужно довести до конца, а он еще не наступил. (Митрополит Вениамин  Федченков.  На рубеже двух эпох. М. Отчий Дом 1994  с. 232)

Свою деятельность во главе власти в Крыму Врангель рассматривал, как попытку сохранить традиционную Россию вне большевиков. Своего рода оазис, огражденный от безумия Красной власти Перекопским перешейком. В беседе с политиком и журналистом Василием Шульгиным Врангель довольно подробно рассказал о своей политической программе: «Я не задаюсь широкими планами… Я считаю, что мне необходимо выиграть время… Я отлично понимаю, что без помощи русского населения нельзя ничего сделать… Политику завоевания России надо оставить… Нельзя воевать со всем светом… Надо на кого-то опереться… Не в смысле демагогии какой-нибудь, а для того, чтобы иметь, прежде всего, запас человеческой силы, из которой можно черпать; если я разбросаюсь, у меня не хватит… того, что у меня сейчас есть, не может хватить на удержание большой территории…. Для того, чтобы ее удержать, надо брать тут же на месте людей и хлеб…. Но для того, чтобы возможно было это, требуется известная психологическая подготовка. Эта психологическая подготовка, как она может быть сделана? Не пропагандой же, в самом деле…. Никто теперь словам не верит. Я чего добиваюсь? Я добиваюсь, чтобы в Крыму, чтобы хоть на этом клочке, сделать жизнь возможной…. Ну, словом, чтобы, так сказать, показать остальной России… вот у вас там коммунизм, то есть голод и чрезвычайка, а здесь: идет земельная реформа, вводится волостное земство, заводится порядок и возможная свобода…. Никто тебя не душит, никто тебя не мучает – живи, как жилось…. Ну, словом, опытное поле…  И так мне надо выиграть время… чтобы, так сказать, слава пошла: что вот в Крыму можно жить. Тогда можно будет двигаться вперед...».

Но будущего не предвиделось.

Все попытки организовать военную защиту Крыма были бесплодны. Помощь западных стран ограничилась лишь дипломатическим признанием со стороны правительства Франции. Попытки духовно сплотить население с помощью Православной Церкви и духовенства вылились в бредовую идею идти (безоружным) крестным ходом против безбожников-коммунистов за Перекоп и тоже не принесли успеха. Временные успехи лета-осени  на севере Крыма, занятие территории от левого берега Днепра до Юзовки на востоке сменились неудачами второй половины сентября, когда армия вся сконцентрировалась за Турецким валом. Против 30-ти тысяч бойцов Белой армии стояли 133 тысячи постоянно сменяющихся частей красноармейцев. Все надеялись переждать зиму в Крыму, говорили о «неизбежном падении» совдепа к весне 1921 года. Франция прислала в Крым транспорты с теплыми вещами для армии и гражданского населения.

Врангель очень надеялся, что шедшее весь 1920 год противостояние Советов с Польшей Пилсудского затянется надолго. Петр Николаевич открыто поддержал поляков в войне с Советской Россией, заявив, что Пилсудский воюет не с «русским народом, а с советским режимом». Подписание осенью 1920 года Польшей и РСФСР перемирия вызвало настоящий шок у Врангеля. В своих «Записках» Врангель раздраженно прокомментировал это следующим образом: «Поляки в своем двуличии остались себе верны». Эвакуация войск и населения из Крыма сделалась очевидной.

С принятием неотвратимого поражения в «противостоянии белые-красные», окончилась мучительная эпопея основных событий Гражданской войны. Пытаясь осмыслить ее завершение, духовный глава Белой армии епископ Вениамин спустя годы писал: «У нас почти не было руководящих идей, как не было их, конечно, и при Деникине. Можно не соглашаться с большевиками и бороться против них, но нельзя отказать им в колоссальном размере идей политико-экономического и социального характера. Правда, они готовились к этому десятилетия. А что же мы все (и я, конечно, в том числе) могли противопоставить им со своей стороны? Старые привычки? Реставрацию изжитого петербургского периода русской истории и восстановление «священной собственности», Учредительное собрание или Земский собор, который каким-то чудом все-все разъяснит и устроит? Нет, мы были глубоко бедны идейно. И как же при такой серости мы могли надеяться на какой-то подвиг масс, который мог бы увлечь их за нами? Чем? Я думаю, что здесь лежала одна из главнейших причин провала всего «белого движения» – его безыдейность! Наша бездумность! Если бы мы глубоко всмотрелись в исторический процесс, изучили его, поняли – тогда?.. Тогда, вероятно, мы просто отказались бы от этого антиисторического движения на него. Но мы не хотели думать, не могли думать: шли по инстинкту, по привычке, ощупью». (Митрполит Вениамин  Федченков. На рубеже двух эпох. М. Отчий Дом 1994  С. 269).

В ночь на 11 ноября две красные дивизии  прорвали последнюю позицию белых, открыв себе дорогу на юг. Генерал Врангель отдал войскам приказ: оторвавшись от противника идти к берегу для погрузки на суда. Войска продолжали отход  на Евпаторию, Севастополь, Ялту, Феодосию и Керчь. Погрузка на суда началась с раненных и персоналов госпиталей и лазаретов. Закончить ее приказано было до полудня 14 ноября.

Из обращения Генерала Врангеля к представителям иностранной прессы: «Армия, сражавшаяся не только за свободу своей родины, но и за общее дело мировой культуры и цивилизации, оставленная всем миром, – истекает кровью. Горсть раздетых, голодных, выбившихся из сил героев, ещё продолжает отстаивать последнюю пядь родной земли и будет держаться до конца, спасая тех, кто искал защиты за их штыками».

Интересным фактом является то, что красные войска не нажимали, дали определенную передышку, позволившую белым эвакуироваться. Еще 11 октября командующий Южным фронтом Фрунзе, стремясь избежать дальнейшего кровопролития, обратился к Врангелю по радиотелеграфу с предложением прекратить сопротивление и с обещанием амнистии всем, сложившим оружие. Ленин почти сразу отреагировал на этот несанкционированный шаг, телеграфировав, что он "крайне удивлен непомерной уступчивостью условий. Если противник не примет их, то надо реально обеспечить взятие флота и не выпуск ни одного судна, если даже противник не примет этих условий, то, по-моему, нельзя больше повторять их и нужно расправиться беспощадно". Врангель ничего не ответил на предложение красных, возможно даже скрыл его от своих командиров, будучи уверенным, что план эвакуации будет выполнен.

На 126 судах было вывезено около 146 тысяч человек, в том числе 50 тысяч чинов армии и 6 тысяч раненых. Остальные – личный состав военных и административных тыловых учреждений, в небольшом количестве семьи военнослужащих, гражданские беженцы. Пароходы вышли в море, переполненные до крайности. Все трюмы, палубы, проходы, мостики были буквально забиты людьми. (История России XX век. Том I. Москва. Издательство «Э». 2017. С. 902-903).

17 ноября 1920 года  в 15:40 генерал Врангель приказал взять курс на Босфор. История Белого движения продолжилась в эмиграции. Нужно сказать, что именно Церковь в эмиграции сделала всё возможное и невозможное для того, чтобы сохранить эти остатки  прежней Руси в ее культурной и духовной целостности для того, чтобы Россия имела возможность возродиться вновь через многие десятилетия. Но это уже иная история.

Епископ Вениамин, подводя итоги Гражданской войны и вспоминая первые часы начавшегося изгнанничества, писал: «Еще я заметил, [на корабле] как увязавшаяся за нами сова, то садилась сослепу на палубу, то опять с испугу поднималась и летала над волнами, потом от усталости падала в воду, с усилием вспархивала снова, снова падала... Так и пропала в волнах. И зачем она улетела из Крыма? А мы потихоньку плыли и плыли от родных потерянных берегов...» ( С. 274).

КРОВАВЫЕ ИТОГИ

Занявшие Крым красные, устроили здесь настоящую «кровавую баню» для всех,  на кого падало подозрение в связях с ушедшими белогвардейцами. Не смотря на объявленную амнистию и неспособность населения к сопротивлению, новые акции Красного террора  1920-21 гг. оказались наиболее свирепыми и беспощадными. В коллективном труде французских историков «Чёрная книга коммунизма» эти события названы «самыми массовыми убийствами за всё время гражданской войны». По официальным советским данным, только в крупнейших городах полуострова было расстреляно более 56 000 человек (существуют оценки этих цифр, как «псевдоофициальных», «якобы официальных»). Известный писатель, участник этих событий Иван Шмелёв, ссылаясь на материалы союзов врачей Крыма, оценивает число жертв террора в 120 000 человек. Редактор «Нового Журнала» Роман Гуль в одной из глав своей книги «Я унес Россию…» приводит приблизительно те же цифры. Историк Сергей Мельгунов так же называет число до 150 тысяч.

Одним из последствий Гражданской войны был массовый голод, обрушившийся на жителей Крыма осенью 1921 г. и продлившийся дольше, чем в других регионах страны, – до весны 1923 года. По подсчетам, число жертв голода колеблется в пределах 100 тыс.  Это вполне сопоставимо с числом жертв Крымских расстрелов 1920-21 гг.: чаще всего историки называют цифру в 86 тыс.

Но, пожалуй, самым страшным итогом войны и завоевания России большевиками стала созданная ими и повсеместно внедрённая система тотального контроля, непроходимой лжи и угнетающей, унизительной,  трескучей пропаганды. Об этом писал русский философ Иван Ильин: «За всей видимостью революции - от анкеты до расстрела, от пайка до трибунала, от уплотнения до изгнания и эмиграции, от пытки голодом, холодом, унижением и страхом до награбленных богатств и посягания на мировую власть; за всем этим укрывается один смысл, единый, главный, этот смысл передаётся словами: духовное искушение… Это испытание вдвинуло во все русские души один и тот же прямой вопрос: Кто ты? Чем ты живёшь? Чему служишь? Что любишь? И любишь ли ты то, что «любишь»...? И не много путей перед тобою, а всего два: к Богу и против Бога. Встань и обнаружь себя. И если не встанешь и не обнаружишь, то тебя заставят встать и обнаружиться: найдут тебя искушающие в поле и у домашнего очага, у станка и у алтаря, в имуществе и детях, в произнесенном слове и в умолчании. Найдут и поставят на свет, - чтобы ты заявил о себе недвусмысленно: к Богу ты идёшь или против Бога. И если ты против Бога, то оставят тебя жить; и не всё отнимут у тебя; и заставят тебя служить врагам Божиим; и будут кормить и ублажать; и наградят; и позволят обижать других, мучить, отнимать у них имущество и дадут власть и наживу и всю видимость позорящего почёта. И если ты за Бога и к Богу, - то отнимут у тебя имущество; и обездолят жену и детей; и будут томить лишениями, унижениями, темницей, допросами и страхами; ты увидишь как отец и мать, жена и дети медленно, как свечка, тают в голоде и болезнях, - и не поможешь им; ты увидишь, как упорство твоё не спасёт ни родины от гибели, ни души от растления, ни храмов от поругания; будешь скрежетать в бессилии и медленно гаснуть; и если прямо воспротивишься, - то будешь убит в потаённом подвале и зарыт, неузнанный, в безвестной яме…»   (И.А. Ильин. Государственный смысл Белой армии. Родина и мы. Смоленск, 1995. – С.189-190).

Назад к списку