Сколько книг прочтено – не имеет значения,но имеет значение очень давно ежедневное, ежевечернее чтение, еженощное – с лампой зажженной – в окно.
И пока круг от лампы на круглом столе выключается только на позднем рассвете, все в порядке на круглой и светлой Земле, населенной читателями планете.
Борис Слуцкий
В век компьютера и интернета, в эпоху увлечения виртуальными формами познания, многие забывают, что слово, что мысль, что духовные усилия могут иметь материальное воплощение. Эта выставка создана для того, чтобы наша не читающая молодежь ( и старьёж, тоже) имела возможность прикоснуться к материализованному Слову.
Глядя на пухлые фолианты изданий XVII-XVIII веков, мы в восторге непонимания можем проглядеть главное. Это книги, созданы нашими предками не для того чтобы мы взирали на их импозантные обложки, не для лобзания створок, не для наших смелых потугов продраться сквозь тернии церковно-славянского шрифта, а для духовного проникновения в то, что тогда именовали Премудростью. Путь к постижению Премудрости (то есть Бога), пролегал длиною в человеческую жизнь, от колыбели к смертному одру, по слову народной правды: «век живи-век учись…».
Книга, ее привычный для нас образ, возник в результате эволюции духовной культуры человечества длиною в несколько тысячелетий. От высеченных на камнях петроглифов и шумерских глиняных табличек, от восковых дощечек, пальмовых листьев, папирусных и пергаментных свитков к привычному для нас «кодексу». От хрупких и недолговечных материалов, частично дошедших до наших дней, мы черпаем те немногие сведения о неистребимой потребности человека в бессмертии. Люди прошлых времен понимали, что если они сохранят, сберегут Слово, если они транслируют его грядущим поколениям, то от этого будет зависеть не просто память о них, а их посмертное бытие. Он будут живы до тех пор, пока это Слово звучит в устах и ушах потомков.
В эпоху раннего Средневековья, когда люди еще не вполне овладели техническими навыками по благоустроению этой временной жизни, в те времена человек, который мог изготовить меч, считался волшебником. Потому, что для того, чтобы из куска раскаленной и рыхлой железной руды получить стальное изделие, нужно было владеть технологией изгнания из заготовки железа ионов кислорода. Это делали с помощью ударов молотом по материалу и знаний о том, чем это железо поливать, протравливать в процессе проковки. Меч для христианизированных варваров – не просто оружие, это верный друг, младший брат, это ключ в обитель предков, это символ свободы и достоинства. Обращенный острием к земле и поднятый над головой меч, был образом креста, которому присягали на верность покоренные императором Карлом Великим дикие северные язычники. Когда этот меч выковывали, его освящали и торжественно возлагали на хозяина. А на изготовителя такого меча смотрели как на великого чудотворца.
Тоже можно сказать и о том человеке, который обладал способностью читать. А еще чудесней был тот, кто умел писать. Тот, кто с помощью знаков умел сохранять мысли, кто, читая эти знаки, превращал время, действие и пространство в единое фантастическое представление, выглядел дивным мастером. Тот, кто с помощью каких-то ничтожных значков, букв и слов преображал человеческое сознание и делал его способным плакать, смеяться, негодовать, рваться сердцем, тосковать, ликовать и умиляться, в зависимости от чувств, которые пробуждало написанное и прочитанное, кем он воспринимался? Человек, способный визуализировать пустоту человеческого сердца был не меньшим волшебником. Потому возникло такое отношение к книге и книжной мудрости. Отсюда источник нашего благоговения перед тайной литературы, как таковой. Потому книжник и книгочей в сознании человечества – это не только хранитель тайны, но человек, способный эту тайну выразить. Тот, кто может «зацепить» живущего в нашем бренном теле бессмертного двойника совершал чудо.
Цель этой выставки акцентировать Ваше внимание на нескольких, присущих только русской книжности, моментах. Не потому что они осуществились исключительно в истории Руси и больше нигде в мире, а потому что были главной чертой, связанной с книжным просвещением в нашем Отечестве.
Первое – это изначальная заданность духовной жизни православного христианина отсылающая его к церковному опыту, к опыту предшественников, которые вступив в схватку со злом, вышли из нее победителями. Это не только духовное наследие святых отцов и их догматические максимы, это еще мудрость, идущая от пророков, праведников, отцев и праотцев Ветхого Завета. Как иллюстрация сказанному служит настенная роспись православных храмов – фрески, покрывающие стены русских церквей XIV – XVII веков, на которых изображены святые разных времен с развёрнутыми свитками и книгами в руках. Что это, если не манифестация Слова, того Единственного истинного Слова, которое и есть Иисус Христос? Это отсылка к пасхальному догмату Православия, которое озвучил св. апостол и евангелист Иоанн Богослов: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога и Слово было Бог…». И здесь слово и образ идут рука об руку. Слово рождается, звучит, демонстрируется и оживает в пространстве храма, в динамике молитвенного опыта человека.
Второе – и наверное очень своевременное для современности – это то, что на протяжении очень долгого времени в русском быту не было того трагического разрыва между Словом жизни и самой жизнью. Христианская практика, жизнь во Христе, или, как сейчас часто говорят, не задумываясь о смыслах, церковное благочестие, не разделялось согласно пагубному дуализму, по принципу – это для души, а это для тела. Церковный Устав не предполагал одних правил для монашествующих, а других для мирян. Все христиане воспринимались, по слову апостола Петра, как «род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас» (1 Пет. 2,9).
Потому к хранительнице Истины, относились как к самой Истине. Книга была и источником знания и залогом его нерушимой правды.
И третье, чего, пожалуй, не было ни в одной другой мировой культуре и что является преимущественным атрибутом русской книжной культуры – не просто ее кардинальная воцерковленность и засилье в ней клерикальных (как бы сейчас сказали) истин, а идущий от самих истоков народной души интерес к над- временным, над- преходящим ценностям. Интерес к тому последнему Эсхатону (конечной судьбе души и мира) вселенной. Отсюда вневременность книги, как таковой. Её отождествление с Сами Господом Иисусом Христом, как некоей «Книге вечной жизни», раскрыть которую надлежит самому человеку с помощью той книжной мудрости, которую посылает ему Церковь.
На первом стенде выставки, представлены экспонаты, принадлежащие к разным временным отрезкам своего возникновения, но связанные единой темой – темой духовного свидетельства. Перед нами Библия изданная в типографии Святейшего Синода в 1900 году и Учительная Псалтирь 1646 года, напечатанный по велению царя Алексея Михайловича в память об умершем год назад его отце – царе Михаиле Феодоровиче. Во вступительной главе есть наставления, повествующее как надлежит учителю преподавать книжную мудрость. Святое Евангелие 1891 года с параллельными чтениями, русским и славянским, говорит нам о том, что русский перевод не может быть понят адекватно к греческому или арамейскому первоисточникам, без обращению к церковно-славянскому тексту. Так, например, в послании апостола Павла к евреям сказано: «вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11:1). Эту фразу можно понять в феербаховском смысле, как способность человека самому выдумать себе Бога. Если же мы обратимся к славянскому тексту, читаем: «есть же вера уповаемых извещение, вещей обличение невидимых» (Апостол, ко евреям, зач. 326). Здесь оттенок смысла говорит о том, что вера – это ответ Бога, на человеческую надежду (упование) и, как результат, открытие (обличение) невидимого мира. То есть вера (не наша заслуга) – это дар Бога в ответ на нашу надежду. Поэтому Церковь рекомендует своим чадам учить и понимать церковно-славянский язык. Напоминанием этому может служить репринтное издание «Елисаветградского Евангелия», написанного на пергаменте славянским литургическим полууставом – шрифтом принятым для прочтения за богослужением. Рукопись была обнаружена в конце XIX века в старообрядческом единоверческом Покровском монастыре города Елисаветграда (современный Кировоград, Украина) от которого и получила своё название. Текст Евангелия составлен в конце XVI — начале XVII века в мастерской молдавского митрополита Анастасия (Кримки). Исследователи считают, что псалмодика звучания в храме предполагала неразрывность слов в тексте и отсутствие смысловых пауз. Поэтому главной трудностью для прочтения текста является слитное написание слов и предложений. Но радостной особенностью этой и других подобных богослужебных книг, может служить наличие цветных иллюстраций. «Елисаветградское Евангелие» воспроизводит Евангелие болгарского царя Иоанна-Александра, написанное в 1356 году, и украшено скопированными из него миниатюрами в неовизантийском стиле. Сохранена миниатюра с ктиторским портретом царя Иоанна-Александра, помещённая перед Евангелием от Матфея. Взглянув на евангельскую страницу, ребенок может понять то, о чем повествует текст Писания. По сценам, изображенным на красочных иконографических вставках, мы можем проследить всю евангельскую историю и быть свидетелями жизни Господа нашего Иисуса Христа. Хранится подлинник Евангелия в Российской государственной библиотеке (г. Москва), а это факсмильное издание тиражом в 10 000 экземпляров выпущено благотворительным фондом «Общество любителей древней письменности» во главе с Германом Стерлиговым в 2009 году.
Далее, мы видим книгу под названием «Житие и чудеса святителя Николая Чудотворца», датируемое 1642 годом. Старинный кожаный переплет, натянутый на деревянные створки обложки, скреплялся специальными тесемками. Эта книга о жизни самого известного и наиболее любимого в народе православного святого, была особенно востребована, о чем свидетельствуют следы от пальцев, переворачивающих ее страницы.
Лежащая рядом книга Новый Завет 1894 года издания, интересна не только своей стариной, но и теми закладками, которые в ней обнаружены. Кстати, мода на книжные закладки появилась в конце XVI века при английском дворе, и первая шёлковая закладка с каймой была подарена королеве Елизавете в 1584 году, государственным печатником Кристофером Баркером.
Наша же книга проливает свет на оставшуюся безымянной личность ее владельца и говорит о стойкости человеческой веры и неистребимой тяге человеческого сердца к источнику всех благ и вечной жизни – Богу. На листках, найденных в качестве закладок к самым «интимным» словам Христа, сказанным перед самым Его распятием, сделано множество пометок. Мы видим список добродетелей, которыми должен овладеть христианин, чтобы войти в Царство Небесное. Мы не можем найти имени писавшего их, но читаем записи на закладках и видим, что эти строки он писал в страшном 1938 году, когда была объявлена последняя «безбожная» пятилетка, после которой само имя Бога должно было исчезнуть из лексикона русских людей. Страшно становится от осознания того, что вера таких людей спасла нас от вечной смерти и стала залогом нашего пути к Богу.
Литература, представленная на втором стенде выставки, объединена общим смыслом собственно учительной направленности. Обратите внимание на рукописный Часослов, относящийся по времени к XVII веку – времени возникновения старообрядческого раскола. Есть предположение, что эта книга, в которой употребляется сдвоенная «Алиллуия» и характерные для дониконовской эпохи лексемы, была создана в старообрядческих скитах, лишенных доступа к типографскому станку.
Мы видим Богословские книги – Православный Катехизис Лаврентия Зизания 1627 года в переиздании Синодальной Палеографической комиссии 1911 года, Великий Требник митрополита Петра Могилы 1732 года – книги более чем пререкаемые для прежней и современной православной аудитории. Дискуссии по поводу заключенных в них идей продолжаются до нашего времени. Здесь мы видим богослужебную январскую Минею. Также вниманию посетителей предложены «Беседы святителя Иоанна Златоуста к антиохийскому народу». Книга эпохи царствования императрицы Екатерины II (1787 года издания). Рядом Сборник поучений епископа Кефаллонитского Илии Минятия. Епископ Илия, родившийся почти 330 лет тому назад на греческом острове Кефаллиния, был весьма образованным человеком: долгое время он обучал светским и богословским наукам детей знатных греков. "Слава о красноречии Минятия, - утверждают историки, - была столь велика, что послушать его проповеди приходили не только православные, но и католики-итальянцы". Эта книга предписывалась к чтению после богослужения для паствы тех священников, которые не обладали даром красноречия. Книга, напечатана в царствование императрицы Анны Иоанновны (1737 г.).
Книги, такие привычные для нас предметы, живущие в параллельных мирах – реальном и символическом, продолжают дело, назначенное им свыше. Они будят наш разум, вдохновляют к совершению добрых дел, учат правде, подсказывают в беде, предостерегают в недоумении, развлекают в душевной смуте, защищают от непродуманных поступков. Это помощники и хранители, вечные спутники нашей жизни, корабли мудрости, идущей свыше.
Протоиерей Владислав Шмидт
настоятель храма свт. Иоанна Златоуста
27.03.2016